В субсидированном доме «Мидпарк» проживает более тридцати ветеранов Второй мировой войны. Большинство из них находилось в рядах
действующей армии с первых дней Отечественной и вместе с частями Советской
армии участвовали во многих сражениях на территории Украины, Белоруссии,
Молдавии, стран Балтии, а затем в освободительном походе в Восточную Европу. И
у каждого из них имеется немало воспоминаний, связанных с их участием в военных
действиях. Собираясь по вечерам в уютных беседках или в читальном зале библиотеки,
они часто, особенно в последнее время, в связи с приближением 60-ой годовщины
Победы, делятся рассказами об отдельных событиях, боевых товарищах или просто
об эпизодах, запомнившихся своей нестандартностью. Послушать их воспоминания
мне, человеку, которому не пришлось участвовать в войне, весьма интересно, а
как преподавателю истории в прошлом –
вдвойне.
Из всего того, что довелось
послушать, мне показался интересным, а в некоторой степени любопытным рассказ
Михаила Баренбаума. Начинал он войну под Москвой, а
завершил ее в Восточной Пруссии.
В первой половине 1945 года он
служил в качестве начальника радиостанции 137-ого Гвардейского батальона связи,
который обслуживал 16-й Гвардейский стрелковых корпус
и 11-ю Гвардейскую стрелковую армию. Все они входи в состав 2-го Прибалтийского
фронта, которым командовал генерал армии Иван Христофорович Баграмян. Штаб
батальона связи располагался в сравнительно небольшом германском городе Гросстинденау, а войска фронта вели бои, готовясь к штурму
главного города Восточной Пруссии –Кенигсберга (ныне
Калининград). В один из таких дней командир батальона отправил Михаила вместе с сержантом Косачовым в штаб Армии за запасными частями для
радиостанции. Дорога пролегала вдоль леса, в котором пряталось большое число
эсэсовцев, не желавших сдаваться советским войскам. Поэтому командир батальона
предупредил Михаила и его напарника быть осторожными, быть всегда начеку, чтобы
не попасть в засаду. Проделав немалый путь примерно около 8-ми километров,
выполнив задание, советские воины возвращались в штаб батальона. Но на обратном
пути они заметили, что недалеко от дороги зашевелилась листва. Увидев советских
солдат, из-за деревьев вышел немецкий офицер в эсэсовской форме. Он
безоговорочно выполнил приказ солдат, поднял руки, отдал личное оружие.
Опасаясь быть расстрелянным, он встал на колени и умолял не делать этого,
говорил, что может передать советскому командованию ценную информацию. Пришлось
привести его в штаб батальона. Но командир был недоволен и в сердцах даже
обругал солдат. Дело в том, что наутро батальон передислоцировался ближе к
передовым позициям. Потому он поручил Михаилу и его напарнику самим отвести
пленного эсэсовца в штаб армии, а потом уже догонять свой батальон.
Наутро следующего дня, до конца не
осознавая какого ценного «языка» они захватили, они отправились в отдел СМЕРШ.
Там капитан разведки увел с собой пленного, а солдатам велел обождать до
окончания допроса фашиста. Примерно часа через три к ним вышел полковник,
видимо один из руководителей СМЕРШа. Он тепло пожал
им руки, сказав: «Ребята, вы очень важное дело сделали! Доставленный вами
«язык» - генерал СС, и он сообщил нам очень важные сведения.» Полковник записал фамилии солдат и
распорядился отправить их в новое расположение батальона на попутной машине. А
в батальоне командир майор Базекин уже знал о том,
какого ценного «языка» захватили Михаил и сержант Косачов.
Он поздравил их и даже извинился, что обругал их накануне. Велел немного
отдохнуть, привести себя в порядок, а днем быть на построении всего личного
состава части. Там майор Базеки объявил, что за
поимку генерала СС, передавшему важные сведения командованию, старшина Михаил Баренбаум
представлен к награждению орденом Славы третьей степени, а сержант Косачов – ордено Красной Звезды.
Позже Михаил узнал, что фашистское
командование готовило в случае взятия
города взрыв, который должен был уничтожить большое число советских воинов,
разрушить коммуникации и многие важные объекты в Кенигсберге. Благодаря своевременно
полученной информации была предотвращена крупная акция гитлеровцев и спасено
большое число человеческих жизней.
Завершив свой рассказ, и немного
помолчав, Михаил привел еще один случай, имевший место там же в Восточной
Пруссии. В один из дней, когда шли тяжелые бои на подступах к немецким городам
этой провинции, Михаил находился на боевом дежурстве на радиостанции,
поддерживая связь с частями, которые вели наступательные бои. В это врем на
радиостанцию вбежал заместитель командира батальона И.Ф.Рубан
и не без волнения сообщил, что сейчас сюда прибудет ко
командующий фронтом и его надо будет срочно соединить с командующим 11-ой
Армии. И действительно, через несколько минут быстрым и решительным шагом на радиостанцию вошел
генерал Баграмян в сопровождении группы офицеров, включая командира батальона.
Михаил видел командующего фронтом впервые и не мог не обратить внимания на его
строгое волевое лицо, свидетельствующее о том, что Иван Христофорович из тех
военачальников, которые решительно и неуклонно добиваются поставленной цели и
не терпит каких-либо возражений со стороны подчиненных.
Михаил попытался, как положено по
уставу приветствовать командующего фронтом, но тот резко махнул рукой, не
дослушав его рапорта, приказал: «Садись!» По всему было видно, генерал
торопится переговорить с командующим 11-ой армии. И старшина Баренбаум, насколько тогда позволяли технические средства и
правила связи, постарался как можно быстрее соединить генерала Баграмяна с
командным пунктом 11-ой армии.
Возможно даже это короткое время Ивану
Христофоровичу показалось чересчур длинным. Во всяком случае, его разговор
начался с самого отборного мата, какого даже среди солдат редко встретишь.
Баграмян успел только сказать, что в помощь
армии будет переброшена артиллерия, как Михаил резко повернул тумблер и
отключил связь. Командующий и все
находящиеся на радиостанции офицеры вопросительно посмотрели на старшину, явно
не понимая, почему тот так поступил. А дело было в том, что примерно за месяц
до этого эпизода начальник штаба зачитал всему личному составу приказ Верховного
Главнокомандующего. Внем Верховный отмечал, что в
связи с вступлением советских войск на территорию стран Европы, солдаты и
офицеры должны вести себя достойным образом, не допускать нецензурных выражений
в общении с местным населением, между собой и особенно
в разговорах по радио и другим средствам связи. Лицо Баграмяна стало красным,
как у рака. Другие офицеры побледнели. А у командира батальона оно было цвета
белой стены. Михаил, несмотря на замешательство высшего армейского начальства,
четко, по-военному отчеканил, что он действует в соответствии с приказом
Верховного Главнокомандующего, а затем включил тумблер.
Баграмян, продолжил разговор по
радио с командующим армией, продолжал использовать ненормативную лексику. А
потом стремительно покинул радиостанцию.
Буквально через
несколько минут вернулся заместитель командира
батальона и еле сдерживая свой гнев, набросился на старшину. «Что ты наделал?
Как ты можешь делать замечания самому командующему фронтом?» Но Михаил стоял на
своем: «Я выполнял приказ Верховного».
Но, конечно, он чувствовал себя не в своей тарелке. С одной стороны он точно
выполнил приказ высшего военного командования. С другой получалось, что что-то он сделал неправильно,
допустил оплошность. Командующий в условиях военного времени может наказать его
за дерзость, как ему заблагорассудится.
Потом Михаил узнал, Баграмян спросил
у командира батальона: «И все у тебя такие строптивые?», а потом добавил:
«Только его не ругайте!»
Командир батальона был рад не меньше
Михаила, что инцидент завершился подобным образом. А сослуживцы в дальнейшем не
без иронии стали называть Михаила «Только не ругайте его!»
Таковы были непростые будни
фронтовой жизни. И о них, ничего не утаивая, сегодня рассказывают ветераны.